– Нет причин нам его сдавать.
Произошла перебранка, маленький полицейский стоял на своем, пока не подошел его напарник, старше по чину.
Скоро разобравшись, он стал составлять протокол, в то время когда его сослуживцу пришлось извиняться в своей несдержанности.
Тела убитых покрывали с лицом, а синий фиакр уже тронулся, везя убитую, как внимание всех привлек к себе мчащийся сюда на полном скаку, невзирая на толпу наездник, вернее даже два.
Сбив некоторых зазевавшихся, в том числе и младшего полицейского, первый наездник слез и шаткими шагами добрался до фиакра, где так и осталась лежать убитая баронесса… приподнял полог и горестно воскликнул, убирая руку.
Неожиданно крик был прерван выстрелом очнувшегося из забытья Рено, и этим неосознанно возвестившим о себе как о живом человеке.
Испугавшиеся лошади тронулись с места от слишком странно успокоившегося барона, неподвижно воззрившегося куда-то вдаль, но только не на смертные дроги баронессы.
Баронессу д’Обюссон похоронили на аристократическом кладбище Орлеана. Спустя несколько дней, даже недель, барон вместе с аббатом Витербо и успевшим поправиться Рено, выехали из города. Но то было потом, а пока преступники, свершившие кровавое злодеяние, разъезжались в разные стороны.
Глава VII. А банда совсем не распалась
Гийоме беспощадно стегал своего коня, гнал так, что казалось быстрее уже невозможно и по прошествии определенного времени оказался от синего фиакра намного дальше, чем кто-либо другой. Черное породистое животное делало несоизмеримо большие скачки сначала то ли по покосу, то ли просто по бросовой земле, постепенно зарастающей мелким кустарником, а у рощи молодыми деревцами.
Минув и ее выскочил сначала на дорогу, ведущую в селение, но потом свернул на другую, идущую в обход, меж полей пшеницы.
Поднимая за собой столбы пыли скоро оставил деревню далеко позади по левую сторону, а через некоторое время, снова встретился с развилкой дорог, и снова выбрал правую, а не другую, идущую на соседние с широкой главной дорогой. Так проехал держа ее в поле зрения, пока деревня совершенно не скрылась позади.
Нервно покусывая губы Гийоме продолжал оглядывать дорогу, глядя то назад, то вперед. Уже встало солнце и начало пригревать. Сдвинув полы шляпы на глаза, чтобы не слепило, снова осмотрелся. Зло рыкнув, пустил коня напрямик к дороге и скоро поднялся на нее с низкой обочины. Придержав коня снова осмотрел ровные просторы. Ни спереди, ни сзади никого, дорога была пуста, но тут присмотревшись заметил какую-то точку. Съехал на обочину теперь уже в крутой овраг вместе со стронутой копытами суглинистой почвой со склона. Съезжая, конь все же смог удержаться на ногах.
Овраг был длинный, с различными разветвлениями, в одном из которых он и оставил своего коня, так чтобы его не было видно с дороги, а сам снова взобрался на обочину.
Сейчас Гийоме по каким-то непонятным приметам признал в коннике своего. Спрятался обратно в овраг, туда, где стоял его конь. Правда тогда ему ничего не было видно, кроме суглинистой стены и поэтому он взобрался на спину коня, встав на седло ногами и придерживаясь шпагой о край. Сейчас можно было видеть всю дорогу и в то же время голова его не была видна над поверхностью, заросшей сохлой хворостовой травой.
С минуту спустя в ездоке можно было признать де Морне, который тоже оглядывался по сторонам. Заметив овраг, тоже спустился по нему, но уже в другом месте, не в том крутом, по которому спускался Гийоме.
Гийоме не знал что делать, только долго прислушивался, но было тихо и спокойно.
Минут через пять проехал кэб, затем почтовый дилижанс, и опять все стихло. Еще через некоторое время Гийоме услышал впереди кашель и сплевывание. Наконец, определив откуда это доносилось, попытался залезть наверх и чуть не свалился от первой неудачной попытки под ноги коню, отчего бы непременно пришлось бы выслушивать его ржание, что было крайне нежелательно.
Сделав клинком в вертикальном склоне выбоины, куда ступил ногой и залез на поверхность, скрываемый травой. Огляделся, долго занимаясь этим занятием, не заметил что с той же самой стороны скачет еще один наездник – Манде. Гийоме тогда неподвижно распластался где лежал в траве, полностью ею скрываемый. Пока с назревшими планами нападения пришлось подождать, если не вообще расстаться.
Как он и предвидел, Манде был окликнут выезжающим из оврага на дорогу:
– Ну и что? – спросил де Морне у Манде.
– Спорада поехал на место.
– А Метроне?
– Я немножко понял их разговор, с ним тоже все нормально.
– Тогда возьми, положи это в секретер в своем кабинете. Но мэтру ни в коем случае не показывай.
Гийоме увидел, что де Морне передал Манде что-то наподобие деревянного ящичка и еще что-то сказал, но разобрать уже было невозможно. Подул освежающий ветер с его стороны. Но все же последние слова расслышал:
– Мне в Нант… мой корабль…
Манде взял ящичек, представлявший собой хитростное приспособление из двух плотно пригнанных друг к другу досочек, меж которых и лежал документ, который вынуть оттуда можно было лишь разломав дощечки.
С тем де Морне и Манде разъехались. Последний поехал в Париж, или по крайней мере в его сторону, тогда как его господин, если так можно выразиться, ускакал куда-то в сторону трактира, а вернее к дороге на Тур, откуда по прямой до Нанта.
Пролежав некоторое время в полном не движении, Гийоме привстал и посмотрел по сторонам: де Морне уже не было видно, а Манде превращался в точку.
Тогда он быстро встал и тут заметил скачущего вдали так же в сторону Парижа, то есть в его сторону, еще одного наездника.
Не обращая ни него внимание, слез на седло коня. Сел и тронул. Стал подниматься по склону и приметил в том ездоке Аньяна, который пока его, судя по всему пока не заметил.
– Чтоб их всех черт побрал! Что им всем нужно в Париже? Нашли где ездить! – отругался Гийоме.
Заведя коня за откос, стал ждать пока тот проедет.
Аньян хоть и удрал с места побоища первым, теперь ехал на своей кляче одним из последних, если не считать Спорада, выбравшего противоположное направление. Погоняя возле оврага, уже почти проезжая его, он услышал окрик, заставивший его вздрогнуть:
– Постой, Аньян!
На дорогу выехал Гийоме.
– Что тебе? – тревожно спросил неохотно остановившись на своем рысаке Аньян.
– Знаешь кто это? – указал рукой вперед.
– Я сейчас вообще никого не хочу знать, разъезжаемся по добру по здорову.
– Ну ты постой! – рыкнул на него Гийоме. – Как же ты разъедешься, когда скачешь в спину Манде?
– Какое мне дело до этого, главное что в мою спину скачет полиция!
– И все же нам с тобой лучше свернуть и догнать Манде по боковой дороге.
– Зачем мне это нужно? Отстань.
– Аньян, дурак, он везет с собой важный документ.
– Послушай, Гийоме, хватит на меня сегодня!
– Ты получишь много денег, если мы убьем Манде.
– Ты кроме убьем, что-нибудь еще знаешь?
– Вот так бы сразу без ломаний. Дай мне пыжов. – задобрил по-дружески Гийоме.
Аньян лишь подчиняясь огромному влиянию, которое на него имел Гийоме, дал все что от него требовалось и направил коня вперед за ним. Через некоторое время свернули с дороги и далее понеслись чуть вбок. Добрались до проселочной дороги и погнали по ней.
– Гони своего, не жалей, все окупится! – подзадоривал Гийоме.
Аньян погнал своего коня так, что отстал только на пол сотни туазов, за милю, что они проскакали. Удалившись неизвестно насколько от главной дороги, Гийоме вслед за проселочной дорогой взобрался на возвышенность и там остановился, поджидая дружка и зорко всматриваясь вдаль. Вскоре подъехал и Аньян, запыхавшийся больше чем конь.
– Ну что? – спросил он, хотя и сам видел что Манде уже ехал по одной из улиц какого-то селения впереди.
– Вперед?
– Обожди, Аньян, он там собирается передохнуть, видишь с коня слез…
Главная дорога проходила внизу, тогда как периферийная выше, тем более еще взбиралась на возвышение, откуда было видно все селение.
– Ты хорошо видишь? – спросил Гийоме.
– По крайней мере двери видны.
– Там проход, двери открыты.
– Много ты видишь одним глазом! Там дверь, не видишь что ли белая!
– Это штора от мух! Но это не важно, главное что коня хорошо видно. Вот что: как он поедет, съедешь с холма назад, чтобы тебя вообще не было видно, скачи по его пути, а я буду поджидать его там… впереди.
«Черта тебе с два!» – подумал Аньян в ответ.
Гийоме пустил коня галопом вниз с риском что гнедой может зарваться и завалиться на передние ноги. Подумав об этом умерил ход и спустившись поехал сначала по этой же дороге, но затем съехал и объехал селение, из которого выходила все та же главная дорога.